Сергей Соседов резко высказался о 13-летней дочери Жасмин, мечтающей о сцене
Известный музыкальный критик Сергей Соседов вновь оказался в центре скандала — на этот раз из-за своих откровенно резких комментариев в адрес дочери певицы Жасмин, 13-летней Маргариты. Артистка недавно с гордостью представила в соцсетях дебютную песню дочери, сопроводив публикацию словами поддержки и надежды на светлое будущее в шоу-бизнесе. Однако реакция общественности оказалась совсем не той, на которую она рассчитывала.
«У Маргариты, увы, нет ни таланта, ни вокальных данных, — прокомментировал Соседов. — Мне искренне жаль девочку. Она сейчас попадёт под волну агрессии в комментариях, её просто затопчут. Это не сцена, а мясорубка. Посмотрите, как Пугачёва тянула за уши Кристину. Со временем публика смирилась с отсутствием у Орбакайте голоса, но путь был тернист. Жасмин, похоже, решила повторить ту же схему — проталкивать дочь за счёт связей и капитала. А у девочки, скорее всего, совсем другие интересы».
Под постом Жасмин с клипом на песню дочери действительно развернулась бурная дискуссия. Некоторые подписчики не стеснялись в выражениях:
— «Может, лучше в спортзал, а не в студию?»
— «Пение — это не всё, чем можно прославиться. Пусть попробует себя в другом!»
— «Жасмин, вы зачем подставляете своего ребёнка? Она же не готова!»
Однако были и защитники:
— «Дайте ребёнку шанс! Все начинают с чего-то. Кто знает, что будет через пять лет?»
— «Кто вы такие, чтобы судить? Она хотя бы пробует!»
Сама Жасмин на критику отреагировала сдержанно, но недвусмысленно:
«Все мы когда-то начинали. Я верю в свою дочь. И если у неё есть мечта, я буду рядом и помогу пройти этот путь».
Тем временем стало известно, что Маргариту уже пригласили в одну из юношеских вокальных академий в Европе, где она сможет пройти интенсивное обучение. Жасмин собирается поддержать дочь не только морально, но и обеспечив ей профессиональную подготовку.
Сергей Соседов в ответ заявил, что обучение — это, конечно, хорошо, но без природных данных оно не сделает из человека артиста:
«Можно сто раз закончить престижные курсы, но харизму и обаяние не купишь за деньги. Если бы всё решалось продюсерами, мы давно бы жили в мире идеальных, но безликих артистов».
Пока в Сети продолжается спор между сторонниками и противниками юной певицы, Маргарита уже готовит вторую песню и заявляет, что не боится хейта:
«Мне нравится петь. Я хочу стать лучше. Я знаю, что не всем понравлюсь, но у каждого свой путь. Это — мой».
Вопрос о том, перерастёт ли детское увлечение в настоящую карьеру или всё закончится парой клипов и курсами вокала, остаётся открытым. Но уже сейчас понятно — шоу-бизнес встретил новую фамилию с критикой, а не с аплодисментами.
Прошло несколько месяцев с момента выхода первой песни Маргариты. Несмотря на волну хейта и снисходительных комментариев, юная исполнительница не сдалась. Жасмин наняла лучших преподавателей по вокалу и сценической речи, а также профессионального психолога, чтобы помочь дочери справляться со стрессом. В доме певицы наступил почти армейский режим: репетиции, уроки, разбор ошибок, новые записи.
Маргарита старалась, но с каждым днём становилось заметно — глаза у девочки гаснут.
Однажды вечером, закрыв за собой дверь в спальню, она сказала:
— Мам, мне это всё не нравится. Я не хочу больше. Я устала быть “дочкой Жасмин”. Я просто хочу жить своей жизнью.
Эти слова стали для Жасмин как пощёчина.
— Ты не понимаешь, — сорвалось с её губ. — Я делаю всё это для тебя! Чтобы ты была успешной, чтобы тебя уважали, чтобы у тебя было будущее.
— Но это твоё будущее, мама. Твоя сцена. Твои амбиции. А я… я просто хотела попробовать. Теперь я знаю — это не моё.
Скандал назревал, но крики так и не вырвались наружу. Жасмин впервые задумалась — не навязывает ли она ребёнку то, что не принадлежит ей по праву?
Тем временем в интернете вспыхнул новый виток обсуждений. Второй клип Маргариты, снятый в дорогом павильоне с модными декорациями, набрал меньше просмотров, чем ожидалось. Комментарии были ещё более жестокими. Обвинения в “золотой ложке”, “непотизме”, “отсутствии души” сыпались под каждым постом.
И вдруг — неожиданная новость:
Маргарита исчезла из публичного пространства.
Её аккаунты в соцсетях были удалены. Песни сняты с YouTube. Продюсер, работавший с ней последние месяцы, сухо сообщил журналистам:
— Проект закрыт. По инициативе семьи.
Жасмин, обычно охотно делившаяся подробностями своей жизни, на этот раз хранила молчание. На светских раутах она лишь сухо улыбалась, избегая лишних вопросов.
Только спустя полгода, в коротком интервью одному женскому журналу, она призналась:
— Маргарита сама приняла решение. Она сейчас в Швейцарии, учится в школе искусств — но не музыкальных. Она увлеклась живописью. И знаете, она счастлива. А я учусь быть просто мамой. Не продюсером. Не наставником. Просто мамой.
Сергей Соседов, узнав об этом, едко заметил:
— Ну что ж, наконец-то разум восторжествовал. Надеюсь, девочку больше никто не будет ломать ради чужих амбиций.
Однако история на этом не закончилась.
Через два года, на одной из выставок в Цюрихе, молодой художнице по имени Марго Г. присудили гран-при в категории “Открытие года”. Её работы поражали зрелостью, экспрессией и тонким психологизмом. Один из критиков написал:
«В этих картинах — внутренний крик ребёнка, которому не дали говорить. И он научился кричать красками».
На одной из картин была изображена сцена: маленькая девочка на огромной сцене, в луче света, а за её спиной — гигантская тень матери в сияющем платье, будто управляющей марионеткой.
Маргарита нашла свой путь. И хотя он вёл не к микрофону, а к мольберту, именно там она смогла выразить себя и — быть услышанной.
Глава следующая: Возвращение не как певица, а как голос поколения
Прошло пять лет.
Имя Марго Г. всё чаще звучало в кругах европейского арт-сообщества. Её выставки собирали полные залы — от Берлина до Барселоны. Вдохновлённая темой личной свободы, она писала мощные, эмоциональные полотна, в которых каждый зритель узнавал себя. Маргарита никогда не подписывала работы полным именем — она избегала лишних ассоциаций с прошлым, особенно с фамилией своей известной матери.
Жасмин поначалу наблюдала за успехами дочери издалека, с осторожностью и даже с болью. В каждом интервью Маргарита делала всё, чтобы отделить себя от прошлого.
— Я не иду по маминым следам. У меня свой путь, своя правда, своя боль, — говорила она.
Но однажды, в один из осенних вечеров, Маргарита неожиданно сама вышла на связь.
— Мам, ты свободна завтра? Я прилетаю в Москву. Хочу, чтобы ты пришла на выставку.
Это был первый личный контакт за почти два года.
Выставка проходила в одной из главных галерей столицы — «Эрарта». Сотни людей, вспышки камер, бурление публики. Но всё это отошло на второй план, когда Жасмин подошла к главному полотну.
На нём была изображена взрослая женщина и девушка-подросток, стоящие друг напротив друга, разделённые стеклом. У девочки — взгляд напряжённый, губы сжаты. У женщины — слёзы, и растрёпанная коса. Но в углу картины — тонкий, почти невидимый штрих: их руки всё-таки прикасались через стекло.
Называлась картина просто: «Прощение».
Жасмин не смогла сдержать слёз. В тот момент она поняла: дочь простила её. Не словами — красками. Не на телевидении — на холсте.
Они обнялись впервые за долгое время.
Позже, на закрытом вечере, Жасмин подошла к дочери:
— Ты нашла голос. Не через песни. Через цвета, свет, боль. Но теперь я понимаю — он у тебя всегда был. Я просто не слышала.
Маргарита улыбнулась:
— Спасибо, что отпустила тогда. Без этого я бы никогда не нашла себя.
Жасмин кивнула:
— Если ты когда-нибудь снова захочешь петь — я буду рядом. Не чтобы толкать. А просто — быть рядом.
Через несколько месяцев на арт-форуме в Париже Маргарита неожиданно для всех исполнила авторскую песню под гитару. Без фонограммы. Без продюсеров. Без лоска.
Её голос был не идеален, но — трогателен. Искренен. Зрители затаили дыхание.
Она спела так, как не могла петь в 13 лет — потому что теперь знала цену каждой своей ноте, каждому слову. Потому что теперь это была не дочь Жасмин, а Маргарита. Женщина, художница, личность.
Жасмин, сидевшая в зале, не плакала. Она просто смотрела с гордостью и молчаливо аплодировала.
На следующий день все заголовки пестрели:
«Марго Г. спела. И весь зал встал»
«От кисти к гитаре: как художница из России покорила Европу»
«Дочь Жасмин? Нет. Это — Маргарита»
Эпилог: Те, кто говорят шёпотом
Через год после того, как она впервые запела на публике, Маргарита открыла в Женеве арт-пространство под названием “Шёпот” (Whisper). Это был не просто фонд, не галерея и не школа — это было убежище. Пространство для подростков, молодых художников, музыкантов и тех, кто не может (или боится) кричать, но хочет быть услышанным.
Суть проекта была проста:
Здесь ты можешь говорить так, как умеешь. Цветами. Звуками. Словами. Танцем. Или молчанием.
Маргарита верила: талант не всегда громкий. Иногда он прячется за неуверенностью, за страхом, за родительскими ожиданиями. И если в детстве бы рядом с ней был кто-то, кто бы просто сказал: «ты можешь быть собой», многое было бы другим.
И теперь она стала таким человеком для других.
Однажды к ней в «Шёпот» пришла девочка. Её звали Эмилия. 14 лет, поникшие плечи, низкий голос, и ни одного взгляда в глаза. Она не рисовала. Не пела. Просто сидела в углу. Наблюдала.
Маргарита не заставляла её ничего делать. Просто приносила ей чай. Иногда садилась рядом в тишине.
Через две недели Эмилия протянула ей лист бумаги. На нём были слова:
«Я раньше думала, что мир — это сцена. А теперь понимаю: сцена — это только часть мира. Спасибо, что показали это»
Позже Эмилия начала писать музыку. Очень тихую, почти неуловимую. Но каждый раз, когда она играла, у Маргариты сжималось сердце — в этих звуках был весь её путь. Пройденный. Пережитый. Преодолённый.
Жасмин иногда приезжала в Женеву. Сидела на задних скамейках концертов, выставок, мастер-классов. Её уже никто не узнавал — она больше не носила сценических платьев и не стремилась к кадру. Она просто была рядом. Тихо. С любовью. Как обещала.
Однажды она сказала дочери:
— Ты сделала то, на что я не была способна. Ты не просто спаслась — ты стала тем, кто спасает других.
Маргарита ответила:
— Я научилась этому у тебя. Только не у певицы Жасмин, а у мамы, которая однажды решилась замолчать и услышать.
В конце каждого года в “Шёпоте” проходило итоговое мероприятие. Его никто не называл концертом или выставкой. Это было “вечер молчаливых голосов”.
Они не приглашали звёзд. Не делали анонсов. Но каждый, кто однажды побывал там, уходил с чувством, будто услышал самое важное — не в словах, а между строк.
И в зале всегда была девушка с лёгкой улыбкой и глубоко понимающим взглядом. Её звали Маргарита. И в её тишине слышалось гораздо больше, чем в самых громких аплодисментах.
Глава первая. Я не пела — я старалась звучать, как мама
Я родилась с микрофоном в комнате. Он не лежал в колыбели, конечно, но он всегда был рядом — на стене, на журнальных обложках, в руках мамы. Он был как третье ухо в доме. Я всегда чувствовала, как он дышит мне в затылок, даже когда я спала.
Мне было шесть, когда мама впервые спросила:
— А хочешь спеть со мной?
Я не помню, что ответила. Наверное, да. Как можно не хотеть быть рядом с человеком, которого ты боготворишь?
Она выбрала для меня платье, укладку, даже интонации. Я пела не своей грудью, не своим ртом, а её представлением о том, как должна звучать “дочка певицы Жасмин”. Меня никто не спрашивал, кто я за этим голосом. И я тоже себя не спрашивала. Тогда я даже не знала, что могу.
Но аплодисменты были громкие. Лайки — тысячи. Пресса — счастлива.
А внутри было странно. Будто я — фантом.
Первые разы я думала: “Наверное, так и должно быть. Наверное, сцена всегда пуста, даже если на ней ты.”
А потом… потом я начала бояться собственных зеркал. Потому что отражение там — не я. Там была она. В маленьком размере. Копия. Эхо.
Глава вторая. Комментарии резали как лезвия
Когда вышла моя первая песня, мама была в восторге. Её глаза блестели, голос вибрировал от гордости, она пересылала ссылку на клип всем подряд. А я… Я сидела в комнате, смотрела комментарии и чувствовала, как на моё лицо будто капает кислота.
“Куда лезет? Ни слуха, ни чувства ритма.”
“Ещё одна дочка-золотая-ложка.”
“Лучше бы в зал пошла, чем в студию.”
“Голос как у чайника.”
Я не плакала. Я просто перестала дышать.
Мне тогда было тринадцать. А внутри — сто тридцать. Как будто за один день я постарела навсегда.
Мама не видела, как я ночами сидела в темноте.
Не знала, что я перестала открывать YouTube.
Не догадывалась, что я шёпотом повторяла себе: “ты не должна злиться на неё, она просто хотела, как лучше…”
Но я злилась. И злилась ещё сильнее за то, что злюсь.
Глава третья. Молчание — мой первый настоящий выбор
Когда я сказала ей, что не хочу больше петь, я боялась, что её сердце разобьётся. И оно действительно разбилось — я это видела. Но я была готова к этому. Потому что если бы я продолжила — разбилось бы моё.
Я улетела. Сначала в Швейцарию — под предлогом учёбы.
А на самом деле — чтобы научиться слышать себя. Не музыку. Себя. Своё дыхание, страхи, цвета, сны. Я купила альбом с белыми страницами и просто рисовала. Красками, карандашами, углем.
Впервые я делала что-то не ради лайков, не ради сцены, не ради фамилии.
И, что удивительно, именно тогда меня впервые заметили по-настоящему.
Глава четвёртая. Когда я спела — это была я
Я пела снова спустя годы.
Не на сцене, а в маленькой комнате с лампой. На камерной встрече художников в Париже. Один человек передал мне гитару, и вдруг я просто — запела. Без плана. Без страха. Без мамы. Без продюсеров. Без костюмов.
И когда я закончила — было молчание. Такое, которое дороже всех оваций.
Потом кто-то сказал:
— Вы не певица. Вы голос.
Я поняла: наконец-то.
Глава пятая. Эхо
Сегодня я смотрю на девочку по имени Эмилия. Она боится себя. Как я когда-то.
Я не прошу её петь. Не прошу рисовать. Я просто — рядом. Иногда это важнее всего.
Мы не всегда должны “реализовываться”. Иногда мы просто должны выжить, чтобы однажды проснуться — и почувствовать, что дышим по-настоящему.
И тогда — задышит всё вокруг.